Як почати розмову про Бориса Єгіазаряна? Київський… вірменський сучасний позачасовий… авангардний… старовинно-простий художник… Ніхто навіть з найближчих родичів не розумів, з чого б це простий хлопець з гірського селища Апаран раптом хоче вчитися такій несподіваній справі – живопису та малюванню? Хоча вся навколишня природа – гори, Арагац – найкраща з гір, холодні джерела, спокій, пронизливий простір – майже кричала: «Малюй», і він послухався. Лусіне Єгіазарян Ответственность – это не философская категория, не концептуальная, но психологическая, жизненная необходимость, даже, я бы сказал, духовная потребность. Я не решаюсь об этом часто думать; но, думаю, каждый художник, будучи наедине с собой, не может не задаваться этими вопросами. Иногда люди этого не выдерживают, сходят с ума, сводят счеты с жизнью, настолько страшно задумываться об этой ответственности. Некоторые, наоборот, начинают «выпендриваться» самым невероятным образом, что не всегда просто назвать искусством. Другие совершенно искренне признают свою несостоятельность перед мирозданием, перед тем, что у них открывается серьезный диалог, а они не могут дать ответ, не могут сформулировать, не могут воссоздать весь мир заново, чтобы это было равно мирозданию, и вместе с тем соответствовать требованиям честолюбия, когда художник хочет быть «самым-самым». Это противоречие может стать большой трагедией. — Для Вас это важно? — Для меня это уже не опасно – я это уже пережил. Иногда для того, чтобы создать маленькое произведение, приходится прилагать огромные усилия. Я научился радоваться маленькому результату. — Для Вас важно сравнивать свои произведения с произведениями современников? — Творческий диалог всегда важен. Каждый человек, живущий в современности, – «современен». Другое дело, что есть художники, которые в самом деле опережают время. Есть люди, которые имитируют опережение времени. Вопрос в критериях оценки того, что такое «современность», в критериях ценности, в честности личности, в открытости общества. Тут очень важно не переврать – обществу и себе самому. — Борис, на мой взгляд, если не говорить о портретах, Ваше творчество с современностью как бы ничего не связывает. Вы рисуете вневременные образы, библейские или пограничные, и используете архетипическую символику. Некоторые из них похожи на сказки для детей; некоторые – на притчи для взрослых. Символику Ваших картин – «дерево», «рыба», «гранат», «женский силуэт» – можно подробно расшифровать в контексте любой древней культуры. Отбирая образы, Вы уходите от диалога с современностью или только воссоздаете собственный внутренний мир? — Я не ухожу, не прячусь от современности. Потом я как зритель общаюсь с моими работами. Мне трудно в мастерской в силу этого диалога со своими картинами. Я пишу подсознательно, но корректирую свое творчество после – как человек и как зритель. Я как человек выступаю за разговор со своими современниками, с которыми нужен простой и искренний разговор. Работы моих студенческих лет – работы бунтаря; тогда я делал совсем другие работы, чем теперь. Я был юн, еще не знал страха и потерь, поэтому мог свободно воспроизводить в своих работах драму личности, драму жизни. Я был молод, меня любили и я любил других, небо было синим, камни – горячими, и я ничего не боялся. — Чего именно человеку следует бояться? — Бога надо бояться. Потерять любовь надо бояться; и способность любить потерять надо бояться. — Каким образом это связано с искусством? — В творческом подходе личности я снова отмечу два типа: человек строит либо Ноев ковчег, либо Вавилонскую башню; и это очень серьезно. Я перестал писать драму тогда, когда пережил ее. Не испугался, просто понял, что человеку нужны надежда и свет. Так я стал художником, который думает и пишет иначе. Сейчас, переживая драму, я могу написать радостную, светлую картину, и очень боюсь, как бы не потерять эту способность. — Вернемся к Вашим картинам. Борис, Вы часто используете символику, синхронно встроенную в глубочайшие пласты христианской культуры. Ваша символика, например символ граната, для большинства зрителей определяет некую «территорию духовности». На мой взгляд, это свидетельствует о том, что вы жестко регламентируете границы собственного художественного мира. — Не говорите мне «жесткий регламент», меня эти слова не касаются, я ничего никогда не регламентирую. Во-первых, гранат – это очень красиво. Во-вторых, сказочно красиво само гранатовое дерево. В-третьих, в средневековой Армении гранат считался одним из символов церкви. Откуда мой гранат? Он совершенно по-другому родился, до того, как я узнал все остальное, – прочел Библию, изучил армянское, еврейское и все остальное искусство.

В Апаране, горном селе, где я родился, лучше всего растут, пожалуй, только камни, теплые цветущие камни. Самая красивая живопись, которую я когда-либо видел, – это апаранские камни; я всегда ими восхищался. Знаете, это та живопись, к которой можно прикоснуться. В 50 км от моей деревни, неподалеку от Араратской долины, расположен Эчмиадзин, духовная столица Армении. Моим учителем и другом был тогда известный армянский архитектор и проповедник; однажды он взял меня с собой в резиденцию Католикоса всех армян. Я был еще мальчиком, учился в 9 или 10 классе, и, кстати, только тогда начал рисовать. И вот в Эчмиадзине, в «Католикосских садах», я впервые увидел сад цветущих гранатовых деревьев. Это было потрясающее впечатление, увиденное меня потрясло, это было то, что я называю в творчестве «радостью узнавания», что до сих пор меня питает как художника. Вот откуда мой гранат. Он, и все остальные истоки моего творчества – все очень чистые: это не только гранаты, но и горы, камни, небо, горные реки, рыбы (которых я ловил своими руками; я считался лучшим ловцом рыбы у нас в горах). На одном дереве цветут красные, невероятного цвета цветы; на том же дереве – маленькие зеленые гранаты, которые только что превратились в плоды; и тут же, рядом – большие, но еще не спелые гранаты, и тут же – спелые и перезрелые растрескавшиеся плоды, зерна которых падают прямо в руки, а вокруг маленькие птицы, – не знаю, как они называются, которые выхватывают эти зерна прямо из рук. Вот и все мои картины: никаких деклараций и манифестаций своего «я», – я просто восхищаюсь мирозданием. Я пишу так, потому что так живу. — А что было потом? — Когда потом? А, тогда? В том же году, я поступил в Ереванское художественное училище. Оно располагалось неподалеку от центрального рынка, и мы, начинающие художники, часто приходили туда покупать фрукты для постановок – персики, гранаты, айву, и все это было очень красиво. Те, кто продавал их, не хотели брать у нас деньги. Торговцы говорили, что у них когда-то покупали фрукты Мартирос Сарьян и Бажбеук Меликян, и отдавали нам свои самые красивые фрукты бесплатно, потому что гордились тем, что мы, будущие Сарьяны, именно у них покупали свои натюрморты. — Красивая история. А откуда львы в Ваших картинах? Не потому ли они здесь, что вы любите кошек? — Кошек я терпеть не могу и не люблю собак, хотя очень их жалею. У меня когда-то была подруга, которая любила своего кота больше людей, больше меня, еще и потому я не люблю котов. Поэтому когда-то я страшно удивился, узнав, что львы имеют отношение к кошкам, что они – кошачьи. Каким образом лев может быть кошкой? Я не могу с этим примириться. Но мне всегда хотелось, чтобы дома жил маленький львенок. — И чтобы он никогда не вырастал… Борис, до какой степени Ваши львы – книжные животные? — В Армении когда-то жили львы. Кто-то из моих друзей однажды пошутил, что последний лев ушел из Армении с приходом советской власти, говорят, через иранскую границу. Армения граничит с Ираном, в искусстве которого львы занимают очень важное место. В армянской мифологии, эпосе и сказках львы тоже много значат. Один из героев армянского эпоса, Мгер, должен был сражаться с гигантским львом-людоедом. Его волновало только одно— лев убивает человека вблизи или издалека? Ему объяснили: ни один зверь не может растерзать человека издалека. Тогда он успокоился и согласился сражаться со львом, чтобы спасти соплеменников. Но есть львы и львы – лев-хищник и лев – символ царской власти. У меня есть серия картин с ними – «Синий лев с царем», «Красный лев с царем»… Лев как символ кротости – это мой символ. Царственную кротость льва я приписываю царю Давиду. Он был храбрейшим человеком, облеченным царской властью, но царем кротким, который мог, как мальчик, танцевать и петь для Бога. Я хочу сказать, что кротость – самое сильное и самое царское качество мужчины. Кстати храбрыми бывают именно кроткие духом – я был на войне и знаю, почему это так. Помните библейскую историю о Данииле, который оказался в львином рву, и львы его не тронули? Это многослойный символ. Помните, я говорил о моем друге-проповеднике? Он говорил, что можно оказаться в львином рву, и лев не тронет человека, но голову в львиную пасть засовывать не следует. Обо всем этом я говорю не случайно, но об этом сегодня мы говорить не будем. Особенно когда меня называют религиозным художником. — Вас смущают ограничения или ответственность, налагаемые этим определением? — Потому что я был бы счастливее быть религиозным, христианским художником. Но, к сожалению, это не так, поскольку я очень светский художник. Да, иногда в своем творчестве, которое посвящено повседневной жизни, я говорю об этике святости, где встреча равна жизни, где милосердие означает любовь. Однажды один из искусствоведов назвал меня «святым человеком». Только мои близкие знают, до какой степени я далек от святости, насколько я тяжелый человек. Точно также обстоят дела с моим творчеством: это не религиозное искусство, это беспрерывный поиск эстетики чистой мысли, чистого слова, сформулированного на языке живописи. Я пишу так, как хотел бы жить. И если я размышляю об этике жизни, это еще не означает, что я религиозный художник. Я в принципе стараюсь не ограничивать себя рамками единственного определения стиля, «измов», современных концепций, и сознательно избегаю их. Я хочу оставаться открытым и видеть перед собой открытое пространство. С художником Борисом ЕГИАЗАРЯНОМ разговаривала искусствовед Богдана ПИНЧЕВСКАЯ Дата публікаціі: 2008.11 Ресурс: Форум Націй

25 октября в галерее Da Vinci открылись сразу две выставки Бориса Егиазаряна. В Киеве армянского художника любят. На выставки всегда приходит много людей. И тот, кто не становится коллекционером, остается поклонником его “светлого мира”, жителем “Города счастья” Бориса Егиазаряна. Первый зал галереи Da Vinci полностью отдан работам из частных киевских коллекций. «Коллекция королевы» – так названа эта экспозиция. Помимо картин здесь выставлены и коллажи, сделанные Борисом Егиазаряном из личных вещей украинских звезд. Впервые коллажи были представлены публике полгода назад в День святого Валентина в ресторане «Тампопо». Во втором зале галереи представлены новые работы Егиазаряна, отображающие мир сказочных и светлых образов, своеобразные персонажи «города счастья», придуманного художником. Ковчеги, Ангелы, Синие Львы, Принцессы, Художники… Все они – постоянные герои картин Бориса Егиазаряна, которые существуют совершенно независимо от международной славы художника. Сразу после Da Vinci эти работы отправляются в Ереван в Национальный художественный музей Армении. В жизни Егиазаряна удивительным образом переплетаются бурная и героическая социальная жизнь народного героя Армении и сказочное бытие художника. Одинаково страстно он защищает правду жизни окружающей и правду жизни волшебной, которая живет в его картинах. Борис Егиазарян родился в старинном горном селе Апаран в Армении. Учился в Ереванском художественном училище, Ленинградском высшем художественно-промышленном училище им. Мухиной, Ереванском и Киевском художественных институтах. Активно участвовал в борьбе Армении за независимость, воевал. Женат на киевлянке, живет в Киеве. Выставляется как художник в Украине, Армении, Швейцарии, Франции, США. Борис искренне и глубоко верующий человек. Пишет только «образы светлые», избегая и рекламно навязчивых типажей, и агрессивно-эпатажных приемов. По сути, он рассказывает свою не кончающуюся сказку о счастливом мире нам, не очень счастливым, уставшим и задерганным людям, успокаивает, разглаживает, утешает. КОММЕНТАРИЙ: Алексей Титаренко, искусствовед, куратор галереи Da Vinci: “Боря — безусловная радость. Заходишь где-нибудь в центре в галерею — россыпью драгоценных камней Егиазарян. Поверхность его картин напоминает старинную эмаль. Пятна, вкрапления чистейшего, прозрачнейшего цвета — как в Эчмиадзинских евангелиях. Боря работ не жалеет: отдает в галереи, на выставки, просто «повисеть», дарит, продает. Благо их много. Борис пишет страстно, порывисто — кистью, мастихином, рукой. Пятна, потоки, потеки краски — создается чудесная, пульсирующая среда. Кляксы, в которых можно увидеть такое! Тотальный Роршах. Какой из Бориса абстракционист? Он — фантазер, придумщик. Придумщик историй трогательных и важных: об изобретателе колеса и его жене, рождении художника, полете ангелов над городом, красной рыбе, слушающей концерт. Безумно живописен, мог бы остаться там, в облачках вечного цвета. Но он, кажется, сознательно спускается вниз к людям. К пониманию, к сюжету. Рассказывает нехитрые истории у костра. Рисунок почти детский, эфемерный. Боря расчерчивает цветными клеточками накатанный, серый асфальт — и такие “Велосипеды детства” запускает! Такое впечатление, что он не всегда знает, чем все это закончится. В картину — как в омут истории, как там у Окуджавы — в “даль романа”. Символы одни и те же: мать, ребенок, отец, гранат, ковчег, рыба, птица — но, поди, попробуй, нарисуй! Мотивы повторяются: концерт, благословение рождения, полет над городом — но совсем не надоедает. Как не надоедает пить воду. Чист, открыт, бесхитростен — этому не научишься”. Дата публікаціі: 2007.10.25 Ресурс: Toplife

О Борисе Егиазаряне — живописце, посвятившем себя темам христианских историй и древних саг. Елена ШАПИРО, специально для «Дня» «ДЕРЕВО» Уже через несколько часов общения с художником понимаешь, насколько он непредсказуемый, яркий и разносторонний. Борис Егиазарян может быть и по-христиански умиротворенным, может удивить, даже испугать каким-нибудь эксцентричным поступком, а иной раз — вжиться в образ искреннего и непосредственного, феерично-радостного художника, наполняющего и свои картины праздником и солнцем… Его творческая биография складывалась волнообразно, «с сюрпризами». Борис Егиазарян не просто прошел традиционный для каждого современного художника путь поисков и открытий сквозь академическую рутину и влияние разного рода «измов», но еще и принимал непосредственное участие в общенациональном освободительном движении периода распада СССР — в Карабахе, Санкт-Петербурге и городах Прибалтики. В 1991 году он был командиром отряда добровольцев, защищавших во время гражданской войны армянские села. Сейчас Егиазарян не любит говорить на эту тему, но интересно, что этот экстремальный человек — автор очень светлых и беззаботных картин, искренний живописец райского счастья. СЕМЬ ЦВЕТОВ РАДУГИ Колористическая одаренность Бориса имеет аристократический привкус: музыкантов он пишет перламутром, а красавиц-девственниц — золотом. Его картины в серебристой гамме, сотканные из легких, почти эфемерных цветовых волн и присыпанные сверху «золотым песком», неожиданно обретают плоть из фигур, растений и рыб — ряда символов, традиционного для его творчества последнего десятилетия. Палитра Бориса Егиазаряна, помимо семи цветов радуги, включает и драгоценные вкрапления, это — секрет авторской техники. Главная же особенность его картин, написанных с подкупающей наивностью, свойственной Пиросмани и с тем особенным вычурным вкусом к декоративности, которая отличает коллажи Параджанова — это чувство огромной радости, переполняющей художника. Не случайно, когда Борис отдает фотографии своих работ для печати в каком-либо издании, на вопрос о том, как их «выводить», отвечает просто: ярче и светлее. Наверное, это и есть сжатая формула, квинтэссенция стиля, собственное живописное кредо Бориса Егиазаряна: у него и картины, и эмоции «ярче и светлее…» Его картины — это мир библейских и светских сказок, обязательно со счастливым концом, заканчивающихся словами: жили они долго и счастливо. Избегая сложной смысловой нагрузки, он пишет «от сердца», полностью открываясь своим внутренним ощущениям, тому подсознательному миру, который зовут вдохновением. Нo вместе с тем практически в каждой картине Егиазаряна есть сюжет, и смысл этого сюжета раскрывается перед зрителем за счет визуальных символов. В его работах мирно сосуществуют как традиционные, всем известные символы (например, Рыба — Христос, библейское Яблоко от Древа познания, Лев — властелин сокровищ и царь) так и редкие, зашифрованные знаки, известные лишь узкому кругу специалистов. Осознает ли сам художник весь спектр семантических значений тех знаков, которые использует в своих картинах-коллажах, или же создает их чисто интуитивно? Это остается одним из его секретов. Его река в картине «Путешествие» — веселая и серебристая, со стаей беззаботных рыбок в невесомых волнах. В этой реке невозможно утонуть, она — как и «Река моего детства», специально придумана и создана для того, чтобы плескаться в воде и радоваться жизни. И вместе с тем, река в этих работах — как философский мост между прошлым и будущим, реальным и фантастическим, вечным и тленным. Сгусток экзестентно прожитого времени, спрятанный под переменчивыми волнами мгновенных ускользающих предчувствий. Как не вспомнить сказку, которую художник написал на армянском языке: «Я возьму тебя на плечи, и перенесу через реку моего детства, а на том берегу ты увидишь поле, где я знаю, когда какой цветок зацветет». ПОВОРОТЫ СУДЬБЫ Путь художника, который шестнадцатилетним мальчиком приехал из родного села Апаран, был тернистый и богатый неожиданными поворотами судьбы. Про свои бурные студенческие годы художник рассказывает так: «Про меня в шутку говорят, что я учился во всех художественных вузах СССР. Это не совсем так, но в основных — в том числе и в знаменитой «Мухинке», — я действительно учился. В общей сложности, учеба заняла у меня пятнадцать лет, после чего я сам стал преподавателем в экспериментальной армянской школе. Помимо живописи, у меня в молодости были и другие увлечения: например, была идея поступить на режиссерские курсы, но к тому времени у меня уже была своя семья, и пришлось от этой идеи отказаться. А вообще, вся жизнь у меня была очень сложной и напряженной, я общался с интересными, авантюрными людьми, и театр любил, и даже на войну ходил…» Щедрого на эмоции, на роскошь цвета, на сказочность и святость в сюжетах своих картин Бориса Егиазаряна, невозможно отделить от богатого наследия армянской культуры. Именно она, просачиваясь невидимыми флюидами, согревает и расписывает его неповторимые работы, делая их похожими на средневековые эмали или церковные витражи, а иногда — на прихотливые фантазии ювелирного мастера… К его творчеству тепло относятся не только коллекционирующие его живопись поклонники, но и коллеги по цеху. Он привнес в украинскую столицу солнце своей армянской родины. — Природа армянской культуры, — говорит художник, — очень древняя, с глубокими традициями, которые пустили корни и дали плоды. Она у меня в генах: в моей крови, в моих глазах. В моей душе. Она — дело рук моих, и никуда от этого не денешься, это я. Армяне еще в древности ездили по всему миру, и были абсолютно свободны в том смысле, что могли вобрать в себя культуру разных народов. Я — человек, который попал в иную среду: сначала в российскую, потом в украинскую и европейскую. За годы, прожитые в Киеве, я конечно впитал в себя и украинскую культуру. О том, как во мне все это соединилось, очень удачно сказала Светлана Щербатюк, жена Параджанова: «По яркости его армянской живописи прошлась бархатистость и нежность украинского искусства.» Я думаю, что когда слишком уж много национального — появляется некая приторность вкуса. Я доверяю своему чувству, и пишу интуитивно — как вижу «внутренним оком», хотя в свое время был под влиянием традиций разных культур. БИБЛЕЙСКИЕ СЮЖЕТЫ Армянский мастер, осевший в Украине, Борис Егиазарян широко известен как живописец древних саг и библейских историй, трактованных на современный лад. Характерно, что последние годы он все чаще обращается к религиозным темам. Он искал свой путь — и пришел к Пятикнижию. «Библия для меня — это жизнь, источник радости, надежды и веры. Ежедневно, я хоть чуть-чуть касаюсь Библии. Но в то же время, не бывает так, чтобы я в своих картинах касался конкретного библейского сюжета — я не иллюстратор. Скорее, свободный интерпретатор. Достигнуть того, чтобы передать Слово Божие — совсем не просто, и я знаю, что буду очень переживать, если не сумею достигнуть этого. К Библии нужно прикасаться очень осторожно, скорее, для самоочищения, чем к как к источнику визуальных образов. Но свет веры — всегда со мной, через все мои работы просачивается моя радость и надежда. Многие, когда смотрят на мои картины, где я абстрактно изображаю, например, встречу двух женщин — думают, что это библейская тема, скажем, встреча Марии и Елизаветы. А на самом деле, я писал обычную жизненную ситуацию, встречу двух сестер, двух подруг, или матери и дочери — дело в том, что и в нашей ежедневной жизни тоже есть святость, просто мы не думаем об этом, нам все время некогда…Каждый день мы раним друг друга, ошибаемся, спотыкаемся и падаем. Но жизнь потому и прекрасна, что человеку дано сожалеть и меняться. И каждый день все равно ждать для себя радости и счастья». Стремясь к тому, чтобы писать искренние картины, Борис Егиазарян не придерживается какой-либо концепции, не создает какой-либо надуманный или модный стиль. Напротив, осознанно старается отойти от всего этого, и стремится к простой, душевной беседе со зрителем. Вероятно поэтому каждая его выставка притягивает массы посетителей любого возраста — произведения Бориса Егиазаряна с успехом экспонировались не только в Армении и Украине, но также и во Франции, Швейцарии, Греции, Канаде и Америке. Дата публікаціі: 2007.02.24 Ресурс: День

Вика Мироненко, 24.ua / 16.07.2008 11:54 В столичной галерее Da Vinci открылась выставка Бориса Егиазаряна. Новая экспозиция Егиазаряна, как обычно, насыщена христианской символикой. Обладатель дипломов трех художественных вузов посвятил ее своим друзьям – армянским политзаключенным и тяжело больной луганской девушке. Если браться оценивать творчество художника через его личность, то фигура Бориса Егиазаряна – это как раз тот случай, когда хватит трех слов: “просто хороший человек”. Это легко можно понять, просматривая его живопись. Уже много лет он создает картины в единой стилистике, главными составляющими которой всегда был звучный цвет и легкость. Борис Егиазарян в свое время закончил сразу два художественных заведения. Успел получить образование в Ереванском художественном училище, а затем в Ленинградском институте им. Мухиной. Однако этого ему показалось мало, и позднее он получил еще один диплом художника, только уже в Киеве, в Художественной академии. Когда в Армении после перестройки начались первые потуги революционных процессов, Егиазарян, не задумываясь, вернулся на родину, где на его долю выпало много испытаний, в числе которых был даже специзолятор КГБ. Но даже там он рисовал – на стенах. После возвращения в Киев в начале 1990-х Егиазарян начинает свою индивидуальную линию в искусстве, создавая бесконечные серии картин исключительно со светлым внутренним стержнем. Выставку в Da Vinci художник посвятил политзаключенным в Армении, поскольку не может оставаться равнодушным к событиям, которые происходят на его родине. Однако у экспозиции есть еще одно посвящение. На протяжении шести лет Егиазарян помогает тяжело больной девушке из Луганска. Для нее художник в день открытия экспозиции организовал аукцион своих работ. Картины, представленные в Da Vinci, – части нескольких серий, многие из которых зритель мог уже видеть раньше. Выполнены они в технике акварели или монотипии (вид печатной графики). Егиазарян очень часто наполняет свои работы огромным количеством символов, которые, впрочем, достаточно легки для прочтения. Смысл своих картин он не пытается зашифровать, скорее, наоборот, хочет сделать их максимально понятными. Своим полотнам художник зачастую дает отвлеченные названия, при этом умудряясь открыто указывать на конкретную суть. Поэтому в картине «Царская семья» легко угадывается Святое семейство. Кроме того, христианские символы наполняют все без исключения работы Егиазаряна. Рыбки, дерево жизни, ангелы, нимбы, всевидящее око – такова христианская письменность без слов, написанная Егиазаряном сочными цветами. Его картины своими плоскостными, декоративными изображениями, построенными особым образом, иногда отдаленно напоминают иконы. В современной киевской арт-среде творчеству Егиазаряна очень сложно дать четкое определение. Он выпадает из общего потока, а таких художников в Киеве крайне мало. У него есть особая черта, свойственная настоящим творцам, – Егиазарян узнаваем, его ни с кем не спутаешь. Поэтому он и дальше будет населять свои полотна воздушными персонажами, вкладывая им в руки цветы и пуская под ноги золотых рыбок. И в этом всегда будет прав. Потому что хороший человек и хороший художник. Что в данном случае практически одно и то же.

Несмотря на то что Борис Егиазарян уже более 20 лет живет в Киеве и по праву считается одним из лучших украинских живописцев, на его холстах всегда безошибочно узнается другая страна – Армения. Там, где художнику пришлось побывать в следственном изоляторе КГБ, воевать в Карабахе и пережить еще немало драматических эпизодов, навсегда осталось его сердце. Новая выставка живописца «Ода к радости» посвящена армянским друзьям, подвергающимся сегодня политическим преследованиям и заточенным в тюрьмы. А деньги, вырученные за эти картины, художник собирается передать на лечение украинской девушки из Луганска. Подобный жест для Бориса Егиазаряна – естественное проявление его благородной натуры. Это поразительное человеческое великодушие, кажется, отпечатано и на его живописных полотнах. Когда-то жена Сергея Параджанова, Светлана, глядя на эти холсты, заметила, что генетически присущий Борису Егиазаряну южный темперамент дополнила обретенная в Украине созерцательная нежность. Яркие, праздничные работы художника удивительно поэтичны. Что бы он ни писал – портреты, натюрморты или жанровые картины на библейские темы,– главным героем остается щедрый, изобретательный, неистовый цвет. Борис Егиазарян сознательно остерегается навязывать зрителю конкретный образ, дает ему возможность самому фантазировать сюжеты своих полотен. Не случайно художник уподобляет свою работу молитве – оказавшись в энергетическом поле этих картин, чувствуешь себя словно в древнем армянском храме, под сводами которого щебечут райские птицы.